Трансформации маскулинности в ХХI веке: глобальные вызовы, нормативные ожидания, статусные противоречия

[Гость]

Уже целую вечность назад, в 2011 г., Самарским центром гендерных исследований при поддержке Фонда им.Генриха Белля была проведена международная и междисциплинарная конференция «Трансформации маскулинности в ХХI веке: глобальные вызовы, нормативные ожидания, статусные противоречия». Это была интересная конференция, которая внесла свой скромный, но важный вклад в "Мужские исследования", пионером которых в России был Игорь Семёнович Кон.
Результатом этой конференции стал сборник научных статей "Способы быть мужчиной. Трансформации маскулинности в XXI веке" (2013), редактором и составителем которого стала Ирина Тартаковская. Сборник был не теоретическим, а представлял результаты различных исследований. При этом в нём реализовывался принцип междисциплинарности: авторы были социологами, антропологами, психологами, культурологами, литературоведами и т.д.

И несмотря на то, что сборник был опубликован давно, на мой взгляд, большая часть текстов не потеряла своей актуальности и сегодня. Вернее, сегодня она приобрела новую актуальность, поскольку на все эти исследования можно посмотреть с определённой временной дистанции. Ведь, любое исследование общества - это не точка, а многоточие, поскольку общество это всегда динамичная, то есть изменяющаяся система. Тем интереснее посмотреть на какие-то явления в ретроспективе и сравнить с днём сегодняшним.

Я уже давно не в академии и совсем не знаю как развиваются мужские исследования по-русски. Но, судя по той отрывочной информации, которую я иногда читаю, мужские исследования, как в целом и гендерные исследования, переживают в России не самые лучшие времена. Оно и понятно: "консервативный поворот" затронул академию точно также и все другие государственные сферы.

Система образования и академия отрабатывают политический заказ на обоснование "традиционных ценностей", поэтому любое критическое исследование традиционных гендерных ролей рассматривается как "подрыв национальной безопасности" со всеми вытекающими. Так было и в 2000-е, когда я не смог защитить свою кандидатскую диссертацию. Очевидно, что в 2010-е эти процессы только усугубились. "Академические свободы" и российская академия, увы, понятия плохо совместимые.

Тем не менее, те процессы, которые происходят непосредственно в обществе, говорят о неизменной трансформации моделей маскулинности: жизнь не остановить. Поэтому у меня живёт надежда, что всё не зря и со временем и в русскоязычном пространстве будут появляться новые исследования маскулинности. И особая надежда у меня на то, что со временем среди исследователей маскулинности будет появляться больше мужчин, которые, овладев критической гендерной теорией, смогут не только говорить о негативном влиянии традиционной маскулинности, но и предлагать жизнеспособные альтернативные модели маскулинности. Впрочем, это уже медленно, но происходит.

[Гость]

У меня в этом сборнике публиковалась статья "Конструирование нормативной модели мужественности в современном консервативном христианстве".

Это был дискурс-анализ текстов православных, католиков, но преимущественно протестантов. На основе анализа этих документов, я прихожу к выводу, что нормативная модель мужественности является одним из важнейших элементов культурной войны, поскольку для культурной войны гендерное измерение является одним из ключевых, где эта война разворачивается.

Также в своём тексте я пишу о теологическом эссенциализме. Он подобен биологическому эссенциализму, но не тождественен ему. Теологический эссенциализм, который лежит в основе представлений консервативных христиан, использует аргументы биологического эссенциализма, с одной стороны. Однако, с другой стороны, теологический эссенциализм по своей логике является конструктивистским учением: главный конструктор бог, но из-за грехопадения "человеческая природа" пострадала. И получается новая конструктивисткая дихотомия: человек находится, с одной стороны, между благим замыслом бога, а, с другой стороны, трансформирующее воздействие на его природу, в том числе гендерную, оказывает грех. То есть грех - это главный фактор трансформации и социального конструирования человека.

Иными словами, теологический эссенциализм содержит в себе изрядную долю социального конструктивизма и при желании (или потребности) аргументы биологического эссенциализма могут в этом дискурсе перестать использоваться. И мы видим это на примерах "продвинутых" аргументов, которые используют некоторые религионые публицисты против "пропаганды гомосексуализма". В этот момент их позиция смыкается с аргументами, которые используются в квир-теории вплоть до их неразличения. Об этом, правда, в данной статье я не пишу т.к. предмет другой.

Возвращаясь же нормативному образу мужественности, который проповедуется в консервативном христианстве, важно понимать его полную нереалистичность для большинства мужчин. Это своеобразный фантом-идеал. Поэтому было бы интересно посмотреть как живые мужчины приспосабливаются к этому противоречию между предписаниями и своими реальными возможностями. Иными словами, не дотягиваясь до своего идеала, эти мужчины конструируют различные типы компенсаторной мужественности. И то, какие практики включаются ими в этот гендерный набор, было бы интересно исследовать.

В свой же статье, я рассматриваю дискурсивные элементы нормативной маскулинности консервативных христиан как определённой гендерной идеологии.