Мобильная версия(1)Неделя 7. Личное освобождение
День 4.1. Как проживаемый мною опыт гея, который достигает личного освобождения от угнетения, ложного сознания, принудительной гетеросексуальности и её гегемонии, влияет на мои представления о моих отношениях с другими людьми?
Гей и лесбийская психология достаточно разработали теоретическое описание влияния гетеросексистской системы угнетения на психику и модели поведения, в том числе, отношения с другими людьми, у гомосексуальных людей. К сожалению, по-русски большая часть этих текстов и идей недоступна (и, вероятно, никогда не будет доступна). Отечественные «ЛГБТ-психологи» пережёвывают одни и те же идеи, которые они прочитали в выполненном 20 лет назад первом томе «Розовой психотерапии», добавив (и то не всегда), к этому фрейм «стресса меньшинств».
Несколько больше присутствуют переводы феминистской литературы, в которой пишется о последствиях для людей угнетения со стороны патриархатной системы, давления со стороны традиционных женской и мужской гендерной социализации.
Постепенно и в сознании русскоязычных психологов произошла встреча идей аффирмативной гей-психологии и феминистской психологии: отечественные «ЛГБТ-психологи» осознали, что что традиционные ЖГС и МГС влияют и на гомосексуальных людей и наши жизненные сценарии, паттерны поведения, отношения, в силу интериориозованных ограничивающих традиционных гендерных установок.
Также постепенно происходит осознание идей, которые когда-то были высказаны внутри фрейдомарксизма (Эрих Фромм и пр.) и получили развитие у различных авторов в рамках разных психотерпевтических школ и направлений, что вся существующая социальная (в широком смысле, включая культуру, экономику, политику) система – это система, которая заинтересована в воспроизведении зависимых личностей во всём многообразии форм зависимостей: от любовной и химической зависимостей, до зависимости от государства.
Постепенно можно видеть как и в сообществе происходит медленный, но устойчивый «терапевтический поворот» не только на уровне заимствования терапевтической терминологии в повседневную речь, но и всё большей востребованности реальной психологической работы как на индивидуальном уровне, так и на групповом уровне.
И вот в этом контексте оформляются, трансформируются, деконструируются мои личные представления о моих отношениях с другими людьми, как гея, который сознательно стремится работать над своим индивидуальным освобождением от угнетения гетеросексизмом и стремится вносить свой посильный вклад в это освобождение и на коллективном уровне сообщества.
Наверное, одним из самых ценных для меня было когда-то осознать системность не только индивидуальных, но и социальных психических процессов и значение для социальности бессознательного. Не всё рационализируется, как бы ни хотелось т.н. «доказательной психотерапии»: сознание имеет свои ограничения – в какой-то момент социальная психология говорит: «Это гипотеза, но у нас недостаточно доказательств этой гипотезы. Но на данный момент эта и ещё несколько других гипотез выглядят наиболее обоснованно, поэтому мы её используем в качестве рабочей гипотезы».
«Представления об отношениях с другими людьми» - выглядит очень широко. Уместнее было бы выделить какие-то специфичные отношения. Например, мои представления о взаимодействии меня как гей-активиста с «гетеросексуальным обществом». Или мои представления о том, могут функционировать мои отношения, освобождающиеся от гетеросексистского фрейма и традиционной МГС, внутри гей-сообщества с другими геями. Или как я могу выстраивать отношения с представителями и представительницами других групп: например, бисексуалами или лесбиянками. Или как я могу выстраивать отношения с партнёром. Или как я могу выстраивать отношения с коллегами. Или друзьями. Везде будет некоторая специфика, свойственная именно для данного типа отношений.
Ложное сознание
-
Anonymous
- Потенциальный секс-объект
-
Anonymous
- Потенциальный секс-объект
(2)Тем не менее, можно попробовать выделить какие-то...
(2)
Тем не менее, можно попробовать выделить какие-то общие принципы. Меня не интересует на сколько эти принципы будут схожи с принципами, которые могут для себя выделить представители других групп (а они, наверняка, будут схожи, поскольку, вероятно, у какой-то части людей ожидания от отношений с другими людьми если и не тождественны, то похожи).
Наверное, с моих ожиданий от отношений с другими и стоит начать. Как гей, который воспитывался в рамках давления традиционной МГС, в контексте развала тоталитарно-авторитарного советского союза, мои ожидания от отношений с другими, в первую очередь про безопасность: мне безопасно взаимодействовать с тобой, а тебе безопасно взаимодействовать со мной. Способы достижения этого чувства безопасности, которые мне предлагала МГС, а также осознание «своего места гомосексуала» в этой социальной системе были весьма ограничены: установить теми способами, какими это возможно контроль. И контроль, в этой системе, означало «превосходство». Для меня это было интеллектуальное превосходство. Отсюда проистекали все формы поведения, которые сейчас определяются как «токсичные».
Спасибо окружавшим меня людям, психологам, с которыми я работал, программе ВДА и прочитанным книгам, которые постепенно меняли мои представления, а в след за ними иногда подтягивалось и поведение.
Важным шагом на пути к освобождению моих представлений об отношениях с другими людьми от гетеросексистского угнетения, был процесс освобождения себя от сознания жертвы (гомосексуал, в гетеро-мире, по умолчанию жертва), который на прямую завязан на обретение и усиление чувства собственного достоинства (а гомосексуал, в гетеро-мире, это существо, которое по умолчанию лишено чувства собственного достоинства). В начале это были рациональные убеждения. Но постепенно они переходили на уровень эмоциональных реакций, а далее и поведения.
И здесь важным понятием, которое позволило переформатировать мои представления об отношениях с людьми, стало понятие «эгалитарность» (т.е. дословно, «равенство»). Эгалитарность в отношениях как этический практический принцип, который подразумевает моё уважение к другому, даже если он гомофоб. И если я хочу быть услышанным, то это значит, что и я, со своей стороны, должен приложить усилие другого, даже если он гомофоб. То есть, этот принцип подразумевает для меня, в-первую очередь, увидеть в другом человека. Это не значит, что я готов слушать каждого гомофоба. Скорее, наоборот. но это значит, понять а какие неудовлетворённые потребности другой, возможно даже сам не осознавая, транслирует через свою гомофобию – чего он действительно боится.
Понимание этого помогает мне в реализации другой стороны эгалитарности – передача ответственности другим за их собственные жизни, то есть освобождение себя от шапки «спасателя» и «причинятеля добра». То есть, я снимаю с себя потребность «спасать гомофоба от его гомофобии». Даже если это гей с усвоенной гомофобией.
То есть, в моих представлениях произошла деконструкция установки на контроль для достижения чувства собственной безопасности. Мне не нужно контролировать другого для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Мне достаточно не взаимодействовать с ним, а также найти иные способы обеспечения своего чувства безопасности. То есть, мне нужно заняться собой, а не другим. А другим я занимаюсь тогда, когда он действительно представляет для меня опасность. То есть я живу свою гей-жизнь, а гомофобу предоставляю прожить его жизнь гомофоба, до тех пор, пока это не затрагивает непосредственно меня как личном, так и на системном уровне. Поэтому, да, как бы я не относился скептически к юридическим инструментам регулирования отношений между людьми, преступления на почве ненависти по признаку сексуальной ориентации должны наказываться по закону. Но это уровень представлений на уровне активизма.
Тем не менее, можно попробовать выделить какие-то общие принципы. Меня не интересует на сколько эти принципы будут схожи с принципами, которые могут для себя выделить представители других групп (а они, наверняка, будут схожи, поскольку, вероятно, у какой-то части людей ожидания от отношений с другими людьми если и не тождественны, то похожи).
Наверное, с моих ожиданий от отношений с другими и стоит начать. Как гей, который воспитывался в рамках давления традиционной МГС, в контексте развала тоталитарно-авторитарного советского союза, мои ожидания от отношений с другими, в первую очередь про безопасность: мне безопасно взаимодействовать с тобой, а тебе безопасно взаимодействовать со мной. Способы достижения этого чувства безопасности, которые мне предлагала МГС, а также осознание «своего места гомосексуала» в этой социальной системе были весьма ограничены: установить теми способами, какими это возможно контроль. И контроль, в этой системе, означало «превосходство». Для меня это было интеллектуальное превосходство. Отсюда проистекали все формы поведения, которые сейчас определяются как «токсичные».
Спасибо окружавшим меня людям, психологам, с которыми я работал, программе ВДА и прочитанным книгам, которые постепенно меняли мои представления, а в след за ними иногда подтягивалось и поведение.
Важным шагом на пути к освобождению моих представлений об отношениях с другими людьми от гетеросексистского угнетения, был процесс освобождения себя от сознания жертвы (гомосексуал, в гетеро-мире, по умолчанию жертва), который на прямую завязан на обретение и усиление чувства собственного достоинства (а гомосексуал, в гетеро-мире, это существо, которое по умолчанию лишено чувства собственного достоинства). В начале это были рациональные убеждения. Но постепенно они переходили на уровень эмоциональных реакций, а далее и поведения.
И здесь важным понятием, которое позволило переформатировать мои представления об отношениях с людьми, стало понятие «эгалитарность» (т.е. дословно, «равенство»). Эгалитарность в отношениях как этический практический принцип, который подразумевает моё уважение к другому, даже если он гомофоб. И если я хочу быть услышанным, то это значит, что и я, со своей стороны, должен приложить усилие другого, даже если он гомофоб. То есть, этот принцип подразумевает для меня, в-первую очередь, увидеть в другом человека. Это не значит, что я готов слушать каждого гомофоба. Скорее, наоборот. но это значит, понять а какие неудовлетворённые потребности другой, возможно даже сам не осознавая, транслирует через свою гомофобию – чего он действительно боится.
Понимание этого помогает мне в реализации другой стороны эгалитарности – передача ответственности другим за их собственные жизни, то есть освобождение себя от шапки «спасателя» и «причинятеля добра». То есть, я снимаю с себя потребность «спасать гомофоба от его гомофобии». Даже если это гей с усвоенной гомофобией.
То есть, в моих представлениях произошла деконструкция установки на контроль для достижения чувства собственной безопасности. Мне не нужно контролировать другого для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Мне достаточно не взаимодействовать с ним, а также найти иные способы обеспечения своего чувства безопасности. То есть, мне нужно заняться собой, а не другим. А другим я занимаюсь тогда, когда он действительно представляет для меня опасность. То есть я живу свою гей-жизнь, а гомофобу предоставляю прожить его жизнь гомофоба, до тех пор, пока это не затрагивает непосредственно меня как личном, так и на системном уровне. Поэтому, да, как бы я не относился скептически к юридическим инструментам регулирования отношений между людьми, преступления на почве ненависти по признаку сексуальной ориентации должны наказываться по закону. Но это уровень представлений на уровне активизма.
-
Anonymous
- Потенциальный секс-объект
(3)На индивидуальном уровне отношений с другими...
(3)На индивидуальном уровне отношений с другими людьми, не гомофобами, освобождение от гетеросексизма, трансформировало мои представления в сторону большей открытости к принятию человеческого разнообразия и принятия «этики заботы» (в её нетоксичной форме) в свой этический фрейм.
Идеи Харри Хэя о «субъект-субъектных отношениях», которые отличают освобождённые от гетеросексизма отношения гомосексуалов друг к другу, стали другим важным этическим практическим фреймом. Именно эта субъект-субъектность – то, что исторически и сущностно отличает гомосексуальные отношения от патриархатных гетеросексуальных. Это не значит, что все и всегда гомосексуальные отношения субъект-субъектные. Это значит, что в гомосексуальных отношениях субъект-субъектность исторически более очевидна, чем это наблюдается в патриархатных гетеро-отношениях, которые по своей природе субъект-объектные. В то время как даже патриархатные гомо-отношения в своём пределе призваны перевести объект в статус субъекта (если, например, рассматриваются отношения эраста и эромена Греции классического периода).
Гетеро-имитация, поражающая отношения гомосексуалов между собой, деформирует эту субъект-субъектность. Поэтому для меня важно продолжать рефлексировать воздействие на мою психическую конституцию системы угнетения, понимая, что, например, созависимость – это, во-первых, про лишение другого его субъектности, а, во-вторых, на социальном уровне, созависимость это про зависимость от государства, общество, Большого Гетеросексуального Другого, то есть трансформацию угнетения в самоугнетение.
При этом, другим важным пунктом в изменяющихся представлениях об освобождении от гетеросексизма, для меня становится всё большее понимание, что индивидуальное освобождение опосредованно опытом коллективного освобождения от угнетения в рамках своего сообщества. Здесь присутствует та же диалектика: индивидуальное освобождение опосредует коллективное, а коллективное освобождение опосредует индивидуальное.
И здесь можно продолжить: освобождение от гетеросексизма гей-сообщества делает более свободным от гетеросексизма и гетеро-сообщество; и освобождение от гетеросексизма гетеро-сообщества, делает более свободным от гетеросексизма гей-сообщество.
2. Как проживаемый мною опыт гея, который достигает личного освобождения от угнетения, ложного сознания, принудительной гетеросексуальности и её гегемонии, влияет на мои отношения с другими людьми?
Но одно дело теоретические представления, которые у меня есть о моих отношениях с другими людьми. И другое – практика. Мир был бы однозначно прекраснее, если бы каждый человек всегда поступал в соответствии со своими лучшими представлениями об отношениях с другими людьми. Но люди – просто люди. И большая часть из человеческих существ не всегда в состоянии следовать имеющимся у себя моральным императивам. Как говорится, «Nobody's perfect».
И я не исключение. Есть какое-то количество моих поступков, за которые мне сейчас стыдно перед конкретными людьми, поскольку эти мои поступки не соответствуют тем представлениях о благополучных отношениях с другими людьми, которые у меня были когда-то или, особенно, есть сейчас. И я продолжаю с этим разбираться на своей психотерапии и, если могу, с теми людьми, с кем это возможно.
И это побуждает ещё более чутко относиться к тому, как я веду себя отношениях сейчас, чтобы не транслировать в них то, что мою воспринято из гетеросексизма и традиционной МГС.
Идеи Харри Хэя о «субъект-субъектных отношениях», которые отличают освобождённые от гетеросексизма отношения гомосексуалов друг к другу, стали другим важным этическим практическим фреймом. Именно эта субъект-субъектность – то, что исторически и сущностно отличает гомосексуальные отношения от патриархатных гетеросексуальных. Это не значит, что все и всегда гомосексуальные отношения субъект-субъектные. Это значит, что в гомосексуальных отношениях субъект-субъектность исторически более очевидна, чем это наблюдается в патриархатных гетеро-отношениях, которые по своей природе субъект-объектные. В то время как даже патриархатные гомо-отношения в своём пределе призваны перевести объект в статус субъекта (если, например, рассматриваются отношения эраста и эромена Греции классического периода).
Гетеро-имитация, поражающая отношения гомосексуалов между собой, деформирует эту субъект-субъектность. Поэтому для меня важно продолжать рефлексировать воздействие на мою психическую конституцию системы угнетения, понимая, что, например, созависимость – это, во-первых, про лишение другого его субъектности, а, во-вторых, на социальном уровне, созависимость это про зависимость от государства, общество, Большого Гетеросексуального Другого, то есть трансформацию угнетения в самоугнетение.
При этом, другим важным пунктом в изменяющихся представлениях об освобождении от гетеросексизма, для меня становится всё большее понимание, что индивидуальное освобождение опосредованно опытом коллективного освобождения от угнетения в рамках своего сообщества. Здесь присутствует та же диалектика: индивидуальное освобождение опосредует коллективное, а коллективное освобождение опосредует индивидуальное.
И здесь можно продолжить: освобождение от гетеросексизма гей-сообщества делает более свободным от гетеросексизма и гетеро-сообщество; и освобождение от гетеросексизма гетеро-сообщества, делает более свободным от гетеросексизма гей-сообщество.
2. Как проживаемый мною опыт гея, который достигает личного освобождения от угнетения, ложного сознания, принудительной гетеросексуальности и её гегемонии, влияет на мои отношения с другими людьми?
Но одно дело теоретические представления, которые у меня есть о моих отношениях с другими людьми. И другое – практика. Мир был бы однозначно прекраснее, если бы каждый человек всегда поступал в соответствии со своими лучшими представлениями об отношениях с другими людьми. Но люди – просто люди. И большая часть из человеческих существ не всегда в состоянии следовать имеющимся у себя моральным императивам. Как говорится, «Nobody's perfect».
И я не исключение. Есть какое-то количество моих поступков, за которые мне сейчас стыдно перед конкретными людьми, поскольку эти мои поступки не соответствуют тем представлениях о благополучных отношениях с другими людьми, которые у меня были когда-то или, особенно, есть сейчас. И я продолжаю с этим разбираться на своей психотерапии и, если могу, с теми людьми, с кем это возможно.
И это побуждает ещё более чутко относиться к тому, как я веду себя отношениях сейчас, чтобы не транслировать в них то, что мою воспринято из гетеросексизма и традиционной МГС.
-
Anonymous
- Потенциальный секс-объект
Ложное сознание
(4)3. Что меня в этом устраивает? Что не устраивает? Что я могу и хочу изменить? И что я для этого делаю?
Я понимаю, что освобождение от усвоенной гомофобии, самоугнетения и ложного сознания – это процесс. И этот процесс идёт с той скоростью, который подходит моей психике. Я не могу форсировать его, как бы мне ни не хотелось поскорее стать более эгалитарным в своих отношениях. Я делаю свою часть работы на психотерапии, в рамках своей программы ВДА и с помощью других способов. Но я не могу влиять на скорость этого процесса: это не только про рациональный уровень убеждений. Это и про уровень нейронных связей, которые прокладывались ни один десяток лет. Это помогает мне относиться к самому себе с терпимостью, принятием и самосостраданием. Это важный элемент освобождения себя и своих отношений от угнетения гетеросексизмом, поскольку гетеросексизм подразумевает мою нетерпимость к себе, моё неприятие себя, самоосуждение и отсутствие самосострадания.
4. Что я чувствую, размышляя над этими вопросами?
Уязвимость от того, что я это публикую в канале: это уже не просто про теоретически представления, или про «дела минувших дней», о которых можно писать с безопасного удаления, а про те процессы, которые происходят со мной сейчас.
Доверие идущему процессу освобождения. Без доверия здесь было бы невозможно.
Благодарность за ощущение ресурса быть в этом процессе.
Я понимаю, что освобождение от усвоенной гомофобии, самоугнетения и ложного сознания – это процесс. И этот процесс идёт с той скоростью, который подходит моей психике. Я не могу форсировать его, как бы мне ни не хотелось поскорее стать более эгалитарным в своих отношениях. Я делаю свою часть работы на психотерапии, в рамках своей программы ВДА и с помощью других способов. Но я не могу влиять на скорость этого процесса: это не только про рациональный уровень убеждений. Это и про уровень нейронных связей, которые прокладывались ни один десяток лет. Это помогает мне относиться к самому себе с терпимостью, принятием и самосостраданием. Это важный элемент освобождения себя и своих отношений от угнетения гетеросексизмом, поскольку гетеросексизм подразумевает мою нетерпимость к себе, моё неприятие себя, самоосуждение и отсутствие самосострадания.
4. Что я чувствую, размышляя над этими вопросами?
Уязвимость от того, что я это публикую в канале: это уже не просто про теоретически представления, или про «дела минувших дней», о которых можно писать с безопасного удаления, а про те процессы, которые происходят со мной сейчас.
Доверие идущему процессу освобождения. Без доверия здесь было бы невозможно.
Благодарность за ощущение ресурса быть в этом процессе.